Это было самое начало месопотамской весны — вторая половина февраля. Снега не было. Вообще. За всю зиму. Зато с октября чудовищно дымили подожжённые боевиками «Исламского государства» (ИГ, организация запрещена в России) месторождения нефти. Дым усложнял работу авиации, поддерживающей наступление иракской армии и её союзников на Мосул. Военные довольно быстро выбили боевиков с месторождений, но вот потушить горящую нефть оказалось гораздо сложнее.

«Это ничего, это ерунда, — говорили мне жители лагеря беженцев Махмур, курды, бежавшие из Турции, которых периодически накрывал ядовитый дым. — И нефть тоже потушат потихоньку. Главное, что теперь террористы больше не являются нашими соседями». Больше двух лет позиции боевиков ИГ располагались всего в десяти километрах от лагеря турецких курдов. Операция по освобождению Мосула кардинально поменяла состав соседей. Хотя и к правительству Ирака у обитателей лагеря отношение скептическое: ведь оно занято строительством общества капиталистического, а бежавшие из Турции курды — социалистического. Но мало кто знает, что в представлении курдов это государство должно быть ещё и женологическим.

Рожава

На русском языке никакой полезной информации про автономию тогда не было. На английском — отчёты, преимущественно сторонников Рабочей партии Курдистана (РПК, организация запрещена в Турции). Получалось, что курды с союзниками строят что-то весьма новое для Ближнего Востока. В глобальном масштабе — что-то сравнимое с автономиями индейского субкоманданте Маркоса в Мексике.

В общем, я снова паковал рюкзак. В начале марта 2015-го мне удалось попасть в Рожаву (отдельная долгая история попадания туда — масса всяких политических и этнических нюансов). И она впечатляла — меня как человека, бывавшего неоднократно в разных углах Ближнего Востока и исламского мира вообще.

Оговорюсь сразу: слóва «женология» я тогда ни от кого не услышал. Как выяснилось потом, оно только входило в обиход в то время. Я увидел процесс, который позже обрёл точное название.

Больше всего впечатляло, конечно, женское курдское ополчение — YPJ (смешанное, женско-мужское, носило название YPG). Сотни девушек с автоматами Калашникова, на внедорожниках, в кузовах которых были установлены крупнокалиберные пулемёты советского производства, трофейные (отбитые у ИГ) американские броневики «Хамви», из которых женский экипаж посылал «воздушный поцелуй». Женщины командовали и чисто мужскими подразделениями: вчерашние домохозяйки и студентки во главе сухощавых мужиков и улыбчивых пацанов. Это было частью процесса эмансипации ближневосточных женщин — их освобождение посредством милитаризации.

Процесс спровоцировала «Арабская весна». Главным двигателем его стала РПК. Поясню. До 1998 года тыловые базы РПК располагались на севере Сирии, в районах компактного проживания курдов. Лидер партии Абдулла Оджалан жил в Дамаске. Он был важным союзником сирийцев в борьбе с Турцией. РПК атаковала турецкую армию, полицию, раскачивала ситуацию на востоке Турции, где абсолютным этническим большинством являются курды. Потом под давлением того самого «мирового сообщества» сирийцам пришлось изгнать Оджалана из Дамаска (РПК, из-за своей радикальной левацкой идеологии и угроз безопасности стране-члену НАТО, Турции, была признана террористической в США и некоторых странах Европы). В 1999-м его захватили турки и посадили в спецтюрьму на острове Имралы — в шестидесяти километрах от Стамбула. С тех пор он там.

Ясно, что сирийские курды оказались под большим влиянием идей РПК, и, когда в 2011-м Сирию тоже накрыла «Арабская весна», местные курды при поддержке турецких стали потихоньку реализовывать свои идейные принципы. Это было необходимым условием выживания в хаосе гражданского конфликта. Сначала были сформированы ополченческие формирования, самое деятельное участие приняли ветераны РПК, и уже под их протекторатом стали формироваться гражданские институты власти.

Позже к курдам присоединились арабы и ассирийцы, недовольные, с одной стороны, правительством Башара Асада, с другой — относившиеся как к угрозе к религиозным радикалам из антиправительственных сил. Таким образом, к началу 2014-го появилась Рожава — продукт идеологии РПК.

Весной 2015-го гражданское строительство в автономии находилось на пике. Не было масштабных боевых действий против ИГ, с официальным правительством удалось найти компромисс и поддерживать сравнительно мирное сосуществование (имели место лишь отдельные перестрелки в ходе локальных «разборок»). Людская масса и экономические ресурсы направлялись, главным образом, на строительство структуры самой автономии (где-то с лета 2015-го ситуация поменяется — курды втянутся в масштабные наступательные действия против ИГ и будут заняты ими до зимы 2017-го; главным принципом станет «всё для фронта — всё для победы»).

Ключевыми направлениями были — «освобождение женщин Востока» и созидание институтов прямой демократии, советов. В процессе участвовала масса молодежи — это лично меня воодушевляло больше всего. В кои-то веки я видел активнейшее участие в real politic не толпищ великовозрастных дребезжащих профессиональных функционеров, а бывших студентов, ПТУшников, ребят, только-только отучившихся в школе и вынужденных работать, чтобы кормить семьи. Они являлись членами комитетов, наполняли административные здания автономии. Они, несмотря на свои скудные знания английского и мои скудные знания курдского, взахлеб рассказывали, что у них тут «мировая революция, сравнимая с вашей русской в октябре 1917-го».

Советом любого уровня руководили сопредседатели: мужчина и женщина. Составы советов формировались по принципу: 40 процентов женщин, 40 — мужчин, с остальными — как получится, кого выберут, гендерная принадлежность не важна.

Большое количество девушек и женщин были заняты в качестве сотрудников различных комитетов при советах — комитеты занимались профильными направлениями: образование, экономика, экология (вроде департаментов в муниципалитетах и областных администрациях) и так далее. Женщины пытались организовать свои производственные кооперативы — текстильные или производящие еду.

Однако такая традиционно мужская сфера деятельности на Ближнем Востоке, как торговля, по-прежнему оставалась чисто мужской. В буквальном смысле. Например, на базаре в городке Амуда, одном из административных центров Рожавы, за прилавком стояли исключительно мужчины. И так же ключевые политические и военные роли в автономии принадлежали мужчинам. Например, в серьёзных переговорах участие принимали лидеры-мужчины. Хотя представительские функции в большинстве случаев передавались женщинам.

Тем не менее, очевидно было, что это лишь начало процесса. Многие в Рожаве, кто участвовал в процессе созидания общества, были полны надежд и воодушевления — «мы сможем ещё больше». Казалось, появилось то самое колено, через которое переломится устоявшийся порядок Ближнего Востока.

Возле Мосула

Термин «женология» я услышал от последователей РПК ровно два года спустя — весной 2017-го, в лагере бежавших из Турции курдов в пятидесяти километрах к югу от Мосула, на окраине городка Махмур. Продолжалась операция по освобождению Мосула. В лагере день считался хорошим, если дым от горящих месторождений нефти ветер проносил мимо.

Лагерь Махмур — место культовое для интернационального сообщества левых активистов и теоретиков. Он существует с 1998 года. Это старейшая автономная зона, где на практике РПК пытается реализовать свою идеологическую программу.

Пару лет назад в лагере в единственном среднем специальном учебном заведении и специализированных школах для женщин начали преподавать предмет «женология».

Я встретился с одним из преподавателей предмета — в лагере все обращаются друг к другу «товарищ» — с товарищем Юлией, девушкой лет двадцати пяти.

«Мы общались с несколькими женщинами и мужчинами, бывшими на стороне ИГ. В общем-то идеология ИГ вполне вписывается в современный либеральный миропорядок», — рассуждала она. Занятия закончились, и мы сидели в учебном кабинете — работал кондиционер, на стенах портреты Оджалана и погибших бойцов РПК, YPJ.

В среднем специальном учебном заведении (оно называется Академия) обязательной дисциплиной — не важно, какую профессию выбрал учащийся, — является социология. В её рамках преподаётся «женология».

«Jin» на курдском значит «женщина». Греческое «логос» — добавлено, чтобы термин обрёл форму научного. По-курдски слово пишется — jineoloji. «Женология — наука о гармоничных отношениях между мужчинами и женщинами, — поясняла товарищ Юлия. — Мы стремимся к тому, чтобы между мужчинами и женщинами существовали сбалансированные отношения». И добавляет: «Женология — наша альтернатива феминизму, который не оправдал себя. Феминизм превратился в часть либерального, капиталистического миропорядка». Это было неожиданно. Даже интригующе — эмансипация женщин, но альтернативная феминизму.

Сначала я было решил, что такова точка зрения одной лишь Юлии. Оказалось — нет. Все подкованные в идеологическом плане обитатели и гости (приезжали активисты, нелегально действующие в Турции) говорили одно и то же: женология — не часть феминистского движения, а альтернатива ему.

В чём проблема? Что не так с феминизмом, если он перестал подходить для «освобождения женщин Востока»?

«Дело не только в женщинах Востока, — объясняла Штар Амеди, активистка из Турции. — Дело в глобальном подходе современного феминизма. Феминизм в современном своём состоянии превратился из идеологии по защите прав женщин в идеологию подавления женщинами мужчин. Посмотрите на европейский феминизм. Это же просто подмена патриархата матриархатом. Я, может быть, покажусь чрезмерно преувеличивающей, но — подавление одной идеологией всех остальных в итоге ведёт к тому, что жители Махмура наблюдали последние пару лет по соседству: радикальную нетерпимость».

Товарищ Халим, член женской ассоциации лагеря, продолжала: «Женология призвана исправить перегибы феминизма. Мы должны стремиться сделать женщину свободной, а не диктатором над мужчиной. Мы боремся не против мужской физиологии, а против мужских устаревших стереотипов».

Им вторил товарищ Саид, организатор учебного процесса в одной из общеобразовательных школ лагеря: «Природа западного феминизма слишком агрессивна, чтобы способствовать равноправию между полами».

Вроде бы — длительная вооружённая борьба с религиозными радикалами, гонения со стороны турецкого правительства, сложные отношения с правительствами Багдада и иракских курдов, автомат как главный аргумент на свои права — и среди всего этого местные женщины оспаривали правильность феминизма в далёких, трудно достижимых по уровню экономического развития и потребления Европе и Северной Америке. Хотя с другой стороны — самые работоспособные идеи в таких ведь условиях и рождаются.

За стенами Сура

Эти три девушки являлись соредакторами журнала «Женология». Разговаривал я с ними в «старом городе» Диярбакыра — Суре. Диярбакыр — условная столица условного Курдистана (фактически Курдистанов четыре — курдские территориии поделены между Турцией, Ираном, Ираком и Сирией). Крупнейший курдский город в Турции. Со второй половины 2015-го и до зимы 2016/17-го в этом городе велись  уличчные бои между бойцами РПК и правительственными силами. Бои происходили именно в Суре, который от остальных районов города отделен средневековой крепостной стеной из чёрного базальта. К весне турецкая армия и полиция подавили сопротивление. Доступ в кварталы, где шли перестрелки, был полностью блокирован. Слышно было, как в блокированных кварталах работает строительная техника — правительство сносило дома, где оборонялись повстанцы. По слухам, это делалось для того, чтобы скрыть количество жертв: якобы среди гражданских были сотни убитых.

Три соредактора относились к вооружённому сопротивлению, к репрессиям со стороны правительства как к вещам вполне обыденным. «Ведь привыкают же люди жить на склоне вулкана, который в любой момент может „ожить“», — сказала Феликнес. Добавлю от себя: проехавшись по городам Донецкой народной республики (ДНР, запрещена на Украине), можно увидеть, что люди привыкают вести активную жизнь (спорт, знакомства, бары, кальянные и прочее) в условиях ежедневных артиллерийских обстрелов — когда нет совершенно никаких гарантий, что армейское железо не прилетит именно тебе под ноги.

Мы пили чай, громко играла рок-музыка, я слушал про историю женологии. Все три соредактора курили — много. У двоих на головах намотаны традиционные курдские цветные платки.

Термин «женология» в обиход вошёл где-то на стыке 2013 и 2014 годов. Идея — как обычно бывает у РПК, принадлежала Оджалану. РПК взялось за расширение своих методов эмансипации из-за Рожавы.

Ведь Рожава — это не только политически подкованные курдянки, это и ассирийки, и арабки. Это и широкие слои гражданских курдянок, которые не сознательно последовали за РПК, а оказались в ареале её влияния, потому что являлись жительницами автономии. Короче, организации надо было заняться правами женщин за пределами своих единомышленников.

Как менять женщину, загнанную патриархатом? По принципу Ленина: «Учиться, учиться и учиться». Для этого на территориях, которые РПК контролирует, вводился предмет «женология», издавались журналы со статьями по этой тематике. «Как наладить сбалансированные отношения с мужем, с его родственниками мужского пола, — поясняла Феликнес, — что делать, если муж тебя бьёт. Всему этому обучают в наших специализированных школах для женщин. Это открытые школы — туда поступают без экзаменов. Мужчины, если хотят, тоже могут посещать занятия». Подобные школы пытались создавать, помимо Рожавы и лагеря Махмур, в Турецком Курдистане, но когда начались военные действия между повстанцами и правительством, полиция перекрыла все гражданские инициативы РПК.

Для женщин из традиционных семей организовывались детские сады, чтобы у них появлялось свободное время — на обучение, на отдых. Женщины из традиционных семей стимулировались на создание своих производственных кооперативов. Так возникали их ассоциации, советы, комитеты в администрациях разного уровня. В ассоциациях им помогали при любых проблемах: с мужьями, детьми или соседями. Занимались борьбой с многожёнством.

«Но между мужчиной и женщиной должны быть гармоничные отношения», — в очередной раз повторили мне соредакторы «Женологии» (тогда они занимались, если не ошибаюсь, третьим номером журнала).

И они, и в Махмуре, и в Рожаве активные сторонники идей РПК обращали моё внимание, что левые в Европе, США, да и в России утратили массовую поддержку. Они утеряли влияние на большие массы населения, но при этом считают себя ведущими интеллектуалами. Курдянки говорили о том, что те же западные феминистки занялись «настолько важными проблемами», что их перестали понимать женщины, кроме их немногочисленных единомышленниц. «Пора пересмотреть, где реально находится интеллектуальный центр левой теории и практики», — суммировал мнения активистов Махмура переводчик Джамиль, помогавший мне общаться с обитателями лагеря.

О проблеме расхождений между левыми интеллектуалами Запада и эксплуатируемыми социальными классами написал подробную монографию российский левый мыслитель Борис Кагарлицкий — «Между классом и дискурсом», которая вышла в этом году. По его мнению, раскол между интеллектуалами и теми, кого они вроде бы «защищают», стал причиной популярности левых и правых популистов в странах «первого мира» и «третьего» и формирования парадоксальных идей.

Левая идеология, повлиявшая на ход XX века как ни одна другая, проходит стадию своей трансформации. Курдская женология — лишь одно из явлений этого процесса. В сентябре 2017-го в Камышлы, крупнейшем городе Рожавы, в главном университете автономии был открыт факультет женологии.

Далее выдержка из статьи «Взгляд на историю через призму женологии», опубликованной в начале этого года. В ней, конечно, присутствует определённый пафос — на Ближнем Востоке без него никак, без него серьёзно относиться ни единомышленники, ни соперники не будут. Надеюсь, она проиллюстрирует то, как РПК доносит свою концепцию в регионе:

«С позиций женологии мы стремимся рассмотреть современные демократические ценности и особый акцент делаем на женщин, до сих пор «погружённых во тьму». Мы пытаемся наладить прочную взаимосвязь между противоположными взглядами, уважать другие убеждения и рассматривать историю с точки зрения включённого в процесс наблюдателя.

Мы чувствуем, что находимся в наиболее подходящей точке познания, чтобы отражать связь женщины и природы, так как обратились к менструальным циклам, которые столь далеки от универсального мужского мировосприятия. Когда мы рассматриваем категорию времени, мы видим разницу между циклическим восприятием времени у женщин и линейным восприятием времени у мужчин. Когда эмпирическое познание связано с менструальными циклами, то становится очевидным, насколько оно отличается от мужского способа познания. Даже если мы не имеем научно доказанных знаний, мы чувствуем, как отношение к времени формируется через цикличность менструаций. Мы верим, что такое отношение к времени включает в себя всевозможные проявления жизни, природы, общества. Оно словно единая река, вбирающая в себя различные потоки, несёт свои «воды» в будущее.

Несмотря на то, что наша цель — переписать женскую историю, мы не будем этого делать грубо, просто маркируя события и явления знаком «сделано женщинами». Главным образом, как последователи женологии мы берёмся за пересмотр устройства общества и жизни в целом. Мы ставим под сомнение уже существующие рамки, взяв за основу опыт женщин.

Мы хотим, чтобы нас правильно понимали: когда мы говорим «женология» — это не означает скованность набором догм. Мы стараемся видеть всё многообразие личностей, народов, социальных групп, пытаемся расшифровать коды коллективной памяти, которые открывают причины появления культур, традиций, ритуалов, исторического процесса в целом в тех регионах, где они появились, — через женщину, через чувства. Это является составной частью женологии».