Мелис Кая: песни моего отца наполняют наши жизни

Мелис Кая написала статью для газеты Yeni Özgür Politika, чтобы почтить память своего отца, Ахмета Каи, в годовщину его смерти.

Дочь певца пишет:

«Ты пел свои песни в горах Турции в 1990-х, в дни, когда всё погрузились в молчание, и тогда ты протянул руку всем, кто хотел светлого будущего, сказав: «Примите руку мира, давайте встретимся и заключим мир». В те годы быть курдом было не просто самоидентификацией, это означало родиться в бесконечной тьме и войне. Это было похоже на судьбу детей с глухих улиц, чьи пути были предначертаны ещё до того, как они открыли глаза; на вахтовых рабочих, тихо отдающих свою жизнь, чтобы исцелить жизни других; на студентов университетов, оказавшихся под пытками за защиту своих демократических прав; на детей, выросших перед воротами тюрем. Это путь революционеров, живущих в изгнании, и всех матерей, отпустивших своих детей на смерть. Миллионы людей, слушавших эти песни, чувствовали ту же боль. У них были общие раны. Их печали были похожи. Они прислушались к тебе, потому что ты создал новый язык, который сразу же усвоили раненые люди. И этот новый язык не опирался на конкретные слова; в его основе лежало достоинство, самое основное право, которым обладает человек.

Это сопротивление принадлежало вам

В то время, когда каждое праведное восстание подавлялось, музыка стала публичным свидетельством правды. Это было моральное требование жить достойно. Общество открывало для себя свою собственную историю. Ты пел не гимны – твоя музыка была свидетельством боли, переносившейся с достоинством. И это был твой способ сопротивления: не скрывать, кем ты был, а трансформировать эту идентичность в эстетику. Это сопротивление было присуще только тебе, и, возможно, именно поэтому некоторые называли твое творчество «оригинальной музыкой».

Для меня эти песни всегда были языком моего отца. Иногда я задаюсь вопросом, что сделало эту музыку такой особенной в моем детстве. Может быть, это были ноты, которые ты рисовал карандашом на обороте разрозненных листков бумаги, и музыкальные отрывки, которые ты набрасывал, слушая мелодию у себя в голове. Или стихи, которые ты рассеянно записывал на страницах телефонной книги. Или память о том, как ты умел играть на любом инструменте, который брал в руки. Даже твой отцовский талант был чем-то, чего я никогда до конца не понимала. Казалось, что отец – это, по определению, тот, кто может с легкостью играть на фортепиано, багламе (анатолийском струнном инструменте) и контрабасе, а если не может, то что-то не так.

Многие росли с твоим голосом

Звук, эхом разносившийся по нашему дому, был свежим воспоминанием, которое сближало всех нас. Это теплое звучание жило за пределами запретов, репрессий, войн, тюремного заключения и ссылок. В твоем голосе звучал детский смех. Те, кто слышали его, видели перед своим внутренним взором трепещущие крылья птиц, волны Босфора, бурное или тихое течение рек. Они ощущали горный ветер, дыхание матерей, тоскующих по своим детям, боль сердец влюбленных, пыль далеких городов, незнакомых улиц и дальних дорог. Возможно, именно поэтому те, кто вырос под звуки твоего голоса, сохранили свою индивидуальность не как идеологию, а как память о том, кто они есть и откуда пришли.

Печальные, но упрямые мелодии

Понять Ахмета Каю сегодня – значит понять не только творца, но и свинцовую тяжесть целой эпохи, утраченного времени и бесконечного горя. В годы, когда ты пел свои песни горам, взывая к ним, и тебе не на кого было опереться, кроме себя и своей музыки, требовалось огромное мужество, чтобы говорить открыто. Каждый раз, когда ты выходил на сцену, скрытая истина нашей страны прорывалась вовне. Ты рассказал правду десяткам тысяч людей, заполнивших эти залы, – правду, которую они никогда раньше не слышали. Тех из нас, кто осознает это, сейчас гораздо больше. После всех этих мрачных лет мы снова пытаемся заново открыть друг друга и по-прежнему слушаем тебя. Эти песни продолжают наполнять нашу жизнь, порой как совет, а порой и как утешение. Эти печальные, но упрямые мелодии и слабая нотка упрека, которую ты оставил, покидая этот мир, всё ещё живы в сознании людей.

Мужественный учитель

Однажды ты сказал: «Я никому не враг, я всего лишь певец». Но ты никогда не был только певцом. Ты был мужественным учителем, который показал, что защита достоинства народа и защита его идентичности – это одно и то же. И, конечно, это было не только борьбой ради своего народа; ты доносил голоса страдающих и забытых народов повсюду, где бы ни жили эти люди. Тридцать лет назад ты сказал нам: «Наши горы зазеленеют, когда мы будем плакать». Мы цеплялись за эту надежду и хранили её. Мы плакали вместе с тобой, и мы плакали, когда ты ушел, и ты сдержал свое слово: эти горы снова зеленеют. В районе Серхед снова наступает рассвет. Где ты сейчас, видишь ли ты это? Когда-то ты сказал: «Однажды твой брат вернется с гор, и ты обнимешь его, малышка». Смотри, они возвращаются. Ты слышишь их шаги? Несмотря на все эти годы, следы твоего саза (анатолийской лютни), твоих слов и слез, твоего труда и твоей слишком короткой жизни всё ещё с нами.

Я благодарна, что ты жил в этом мире

В 2025 году исполняется двадцать пять лет с тех пор, как мы потеряли тебя, и сорок лет с тех пор, как ты начал свой профессиональный путь творца, который, к сожалению, продлился всего пятнадцать лет. Я вспоминаю тебя с глубокой тоской и бесконечным уважением, неся в себе мужество, которое ты оставил мне в наследство. Мой отец, мой друг, мой спутник и учитель, я благодарна за то, что твой путь пересекся с этим миром, за то, что ты выжил, и за то, что ты пел свои песни нам и горам».

Источник