Революционное киноискусство Рожавы

Когда вы открываете глаза поутру в Рожаве, это не простое пробуждение. У вас рождается ощущение, что вы ищете следы, которые оставили на поверхности этой земли война и сопротивление, чувствуете дыхание жертв, и до вас доносится слабое эхо революции, ещё витающее в воздухе. Я ловлю себя на том, что ищу такие знаки, почти не осознавая этого факта. В то утро в Камышло, как только я открыл шторы, передо мной предстали очертания религиозных зданий, возвышающихся между стенами, полуразрушенными войной. Я увидел две церковные башни, чьи кресты возносились в бледное израненное небо. Поразительно видеть их в таком маленьком городке, даже не провинциальном центре; однако, эти два шпиля – первое, что встречает вас утром. Я сделал фотографию и отправил её другу-христианину в Турцию. Ему это показалось очень трогательным, и он ответил, что один из храмов православный, а второй – католический.

В годы моей юности, когда наши дни были заполнены чтением социалистической и революционной литературы, мы придерживались мнения, что социалисты должны держаться подальше от религии. Я до сих пор помню, как в старших классах читал «Жатву на Дону» Шолохова. Почти на каждой странице описывался мир, в котором духовная жизнь крестьян постепенно угасала по мере расширения системы колхозов. Похожие картины можно увидеть, читая рассказы о Кубе и Вьетнаме. Позже, когда мы столкнулись с критикой реального социализма, мы поняли, что во всё этом не хватало чего-то важного. Знаменитая фраза, приписываемая Марксу, о том, что религия – опиум народа, была вырвана из контекста. Мы вернулись к тому, что на самом деле писал Маркс, чтобы уяснить суть. Там мы нашли глубокие слова, в которых было гораздо больше сострадания. Он писал, что религиозное страдание – это как выражение реального страдания, так и форма протеста против него, а религия – вздох угнетенного существа, сердце бессердечного мира и дух бездушных порядков. Эти слова пришли мне на ум в то утро в Камышло, когда я рассматривал пейзаж, отмеченный войной, но увенчанный церковными башнями. Это зрелище всколыхнуло что-то глубоко во мне, и я вышел на улицу, охваченный впечатлением, что правда революции просвечивает сквозь всё, что меня окружает. Я испытывал смесь печали и тихого узнавания.

Кинотеатр в Амуде

Первая остановка в программе фестиваля – мемориальное мероприятие в кинотеатре города Амуде. Здесь мы прикоснемся к ране, которая так и не затянулась по-настоящему. Мы отправились в Амуде на наполовину заполненных автобусах и нескольких частных автомобилях, понимая, с чем мы столкнемся. Бойня в Амуде – это не только темная глава в истории Курдистана или Рожавы; это давняя черная метка в истории человечества. Ни Калигула, ни Гитлер, ни Тимур, ни один другой известный истории диктатор не задумывался о чем-то подобном. В 1960 году около 500 детей были согнаны в кинотеатр. Двери были заперты, после чего начался пожар. В закрытой комнате, по разным данным, заживо сгорели от 250 до 257 детей. 13 ноября, в день открытия кинофестиваля, в Амуде почтили их память. Эта боль по-прежнему невыносима, но не затронув эту рану, невозможно понять, что значит кино для жителей Рожавы, что это искусство пробуждает в их памяти и коллективном воображении. Чтобы описать эту сцену, потребовалось бы сердце посильнее моего. Оставшиеся в живых матери, братья и сестры, родственники этих детей, всё ещё живые, с отблесками пожара в глазах, – зрелище, которое может выдержать не каждый человек.

После церемонии поминовения мы посетим строительную площадку нового кинотеатра в Амуде, построенного в память о давней трагедии. Он также будет называться кинотеатром Амуде, подчеркивая, что имена жертв не будут забыты. Это не единственный новый проект – по всей Рожаве, в больших и малых городах, строятся культурные центры и кинозалы, чтобы привнести искусство в повседневную жизнь людей.

Свободное киноискусство

Открытие фестиваля стало для меня уникальным опытом. Я побывал на многих мероприятиях по всему миру, в том числе в нескольких африканских странах и в Европе, но редко где видел такую живую атмосферу. Молодые исполнители, чьими мюзиклами я восхищался в постановке Махмуда Берази, зажигали сердца аудитории. Это почти невозможно передать словами. Так начался Пятый кинофестиваль Рожавы под лозунгом «Наши общие истории и свободное кино».

Идея обмена историями основана не на том, чтобы сидеть бок о бок и писать сценарии. Она несет в себе более глубокий смысл, созданный людьми, которые приехали из разных уголков мира, видели Рожаву, жили на этой земле, присоединились к сопротивлению и отдали свой коллективный труд и порой жизни, чтобы достичь истины. Они желали воссоздать эстетику этого сопротивления и поделиться этим художественным праздником как с Рожавой, так и со всем миром. Вот как я понимаю суть этой фразы, потому что базой для кинематографической революции в этом регионе была конкретная творческая работа, непосредственно подтверждающая эту идею. Концепция свободного кино также отражает это. Состояние мирового кинематографа широко известно. Сегодня практически невозможно реализовать проект без продюсера. Кино требует значительных финансовых вложений, и порой вам недостаточно даже просто найти деньги. Теперь каждый фильм должен быть ориентирован на международный рынок, и, чтобы войти в эту систему, проект должен пройти путь, соответствующий мировым ожиданиям, начиная со стадии написания сценария. Сначала вы должны присоединиться к платформам разработки сценариев. Затем начинается разработка проекта, часто называемая питчингом (презентацией), – вы встречаетесь с международными продюсерами и профессионалами фестиваля, чьё одобрение вы должны получить. В идеале, вы находите сопродюсеров через международные платформы, и только после этого фильм может дойти до стадии съемок. В этих условиях быть частью киноиндустрии означает позволить глобальным гейткиперам (лицам, контролирующим доступ к этой сфере) проверить и одобрить ваши идеи и оригинальность. По этой причине предложение объединить общие истории и дать площадку киноискусству в Рожаве – это тоже позиция. Это стратегия отказа принимать участие в функционировании мирового механизма, ставящего вам преграды, и революционный манифест против глобального кризиса кинематографа как такового.

81 фильм, 22 сценариста

В фестивале принимают участие 81 фильм и 22 сценариста из разных стран. Восемь из этих кинолент соревнуются в международной категории. Еще восемь представлены в национальной категории, а семь – образцы сирийского кино. На фестивале также будет показан 21 документальный фильм, пройдут семинары и круглые столы, состоятся мастер-классы по кинематографии, анализу кино и другим областям творческой практики. В течение восьми дней нам будут представлены фильмы из разных уголков мира, но именно документальные картины вызывают самый глубокий отклик. Многие из них рассказывают непосредственно о революции в Рожаве.

Борьба между старым и новым

Что я смог увидеть на этом фестивале, так это то, что революция в Рожаве никогда не была результатом только военных действий или вооруженного сопротивления. Борьба не ограничивалась очищением этой земли от группировок ИГИЛ* и не была простой попыткой избавиться от имперского и колониального прошлого. Народы Рожавы жили здесь с древних времен и заслужили свое право на существование. Революция стала призывом к объединению религий, верований и традиций. Это был момент, когда политическая борьба обрела плоть и форму при участии людей со всего мира. Это сопротивление также дало толчок революции в искусстве, потому что Рожава стала перекрестком свободной мысли и независимого творчества.

В то же время революция была живым доказательством того, какие условия необходимы для революционного кинематографа. Это реальный пример того, как Жан-Люк Годар, франко-швейцарский режиссёр и кинокритик, проводил различие между созданием политических фильмов и созданием кино политическими методами. Для него политические методы означают понимание классовой борьбы и воплощение её в самом фильме. По сути, это борьба между старым и новым. В Рожаве почти всё, что я видел и за чем наблюдал, отражало истинность этого тезиса. Местная кинокоммуна, способ организации её работы и быта, важность, придаваемая кинематографу, искреннее и порой почти детское воодушевление в стремлении создать новое, понимание кинематографа как формы творчества и материала, сформированного революционными преобразованиями, – всё это свидетельствовало о том, что мощный импульс начал перекачивать живую кровь по всему телу. Под телом я подразумеваю Рожаву, Ближний Восток и, если присмотреться, возможно, весь мир. Два принципа Годара помогают прояснить это. Снимать политические фильмы – значит познавать законы объективного мира, чтобы понять жизнь. Снимать фильмы политическими методами – значит понимать эти законы, чтобы изменить мир. Именно это открыла мне и участникам, приехавшим из многих уголков мира, кинореволюция в Рожаве. Это была достойная философская попытка понять кино в его социальном значении, но заодно попытка преобразовать его, воплотив идеи в жизнь с помощью камеры, света, звука, сценария и дискуссионных площадок.

* — террористическая организация, запрещена в РФ

Источник